«Я, (имя заклинателя), призываю тебя, о Дух (имя Духа), Богом живым, Богом истинным, Богом святым и всемогущим, сотворившим из ничего небо, землю и море и все сущее в них, силой Пресвятого Таинства Причастия, именем Иисуса Христа и силой сего Всемогущего Сына Божия, распятого, принявшего смерть и погребенного ради нас и во спасение наше; на третий день воскресшего и восседающего ныне одесную Создателя всего мира, откуда приидет он совершить суд над живыми и мертвыми; и также драгоценной любовью Духа Святого, совершенною Троицей. Приговором твоим я заклинаю тебя в этом круге (как выяснилось вскоре, не самая удачная формулировка!), о ты, проклятый, ты, дерзнувший искушать Бога; я заклинаю тебя, о Змей, и повелеваю тебе явиться передо мною в человеческом облике, прекрасном и благодатном душою и телом, и исполнить приказания мои безо всего обмана и безо всякого лукавства в помыслах твоих, великими Именами Бога богов и Владыки Владык, ADONAY, TETRAGRAMMATON, JEHOVA, TETRAGRAMMATON, ADONAY, JEHOVAH, OTHEOS, JEHOVA, OTHEOS, ATHANATOR, «a Liciat» TETRAGRAMMATON, SADAY, SADAY, SADAY, ISCHYROS, ATHAMATOR, SADY, SADY, SADY, CADOS, CADOS, CADOS, ELOY, AGLA, AGLA, AGLA, ADONAY, ADONAY. Я заклинаю тебя, Злой и Проклятый Змей (имя Духа), явиться по воле моей и в угоду мне, в этом месте, пред этим кругом, без промедленья, без спутников, без сожалений и безо всякого шума, уродства и ропота. Я заклинаю тебя, Гог и Магог неизреченными именами Бога, произнести коие я  недостоин: приди сюда, приди сюда, приди сюда! Исполни мою волю и желание безо всякого коварства и лжи. Иначе Святой Михаил, незримый Архангел, низвергнет тебя сей же час в глубочайшие бездны ада. Приди же, о (имя Духа), исполнить волю мою!».

Это заклинание составлено во многих отношениях неудачно. Однако его вполне хватило, чтобы всколыхнуть тайные недра души моего помощника. И, более того, оно  повлекло за собой немало последствий на внешнем плане. 
Как только мы произнесли последнее слово, из закрытого камина позади нас тотчас же донеслось громкое жужжание. Звук не умолкал несколько минут и больше всего был похож на жужжание большого овода, застрявшего между ставнями. Ничего подобного в этой комнате я не слышал ни до тех пор, ни впоследствии. Никакой материальной причины этого жужжания не обнаружилось, хотя не исключено, конечно, что она все же имелась. Но я предпочел истолковать этот звук как предостережение от демона Баалзебуба, «Повелителя Мух». Звук исходил с запада, тогда как мы стояли лицом к востоку. И несмотря на то, что восток — это сторона восходящего солнца, в трудах некоторых христианских мистиков (а заклинание, которое мы использовали, было по крайней мере отчасти христианским по форме) упоминается, что именно с востока Христос явится в Судный День, а бесы понесут души грешников на запад, туда, где садится солнце. Соответственно, я решил, что для вызывания демонов по этой формуле нужно было встать лицом на запад. Мы повернулись к западу и произнесли следующее «отпущение» из той же книги Уэйта, со страницы 243:

«Ступайте с миром в свои обиталища. Да пребудет мир между нами и Вами и будьте готовы явиться, когда вас призовут. Во Имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь».

Затем мы снова провели подготовку, повторили заклинание и стали ждать результатов. За эту ночь и последующее утро всю эту процедуру мы проделали много раз. Мы вызывали по очереди двух «демонов» — Белиала и Асмодея, опираясь на указания и печати, приведенные в «Черной магии и договорах с дьяволом» Уэйта.
На странице 175:

Печать Асмодея

«Асмодей, сильный и могущественный король, появляется о трех головах, из которых первая — как у быка, вторая — как у человека, а третья — как у барана. У него змеиный хвост и ноги с перепонками, как у гуся, и он изрыгает пламя. Он восседает на адском драконе и держит в руке копье со стягом. Он — предводитель воинств Амаймона. Призывать его надлежит с непокрытой головой, а иначе он обманет [заклинателя]. Он дарует чудесный перстень, обучает арифметике, геомантии и всем ремеслам, отвечает на все вопросы, делает людей невидимыми, указывает места, где зарыты клады, и охраняет их, если те находятся под властью Амаймона».

На странице 187:

Печать Белиала

«Белиал, могучий король, сотворенный сразу после Люцифера, появляется в облике прекрасного ангела, восседающего на огненной колеснице, и говорит приятным голосом. Он пал первым из высших ангелов, подчинявшихся Михаилу и другим ангелам небесным. Он распределяет повышения в чине, дарует милость друзей и врагов, а также доставляет превосходных домашних духов. Ему надлежит принести подношения и жертвы».

Теперь я знаю о подобных «демонах» много такого, чего не знал тогда. Сейчас я стал бы вызывать их только в том случае, если бы мне понадобилось узнать что-то определенное об их пороках. Эта информация скрыта в их именах, записанных еврейскими буквами, и извлечь ее довольно просто. Позднее в этой книге я покажу вам, как это делается. Если изучить эти демонические имена как следует, в них обнаружатся чрезвычайно полезные формулы. При помощи букв любого из этих имен можно глубоко  проанализировать изъян, олицетворяемый данным демоном, и научиться его избегать. Правильная работа с этими демонами в действительности заключается в том, чтобы превращать их в стражей, оберегающих нас от тех или иных пороков или ошибок. Те предметы, которым, согласно описанию, может обучить тот или иной демон, лучше всего постигаются именно путем подчинения этого демона: для этого надо выявить недостаток или заблуждение, которое он олицетворяет, и избавиться от него. Правда, у демонов есть и другие применения, но все они связаны с вышеописанным подходом.
Формы печатей тоже важны, но поскольку они дошли до нас в сильно искаженном виде, анализировать их гораздо сложнее.
Но вернемся к событиям той памятной ночи и утра.
Мы повторяли и повторяли заклинания, и постепенно все это стало мне надоедать. Ничего особенного не происходило — разве что время от времени колыхалась штора на окне или с улицы доносился какой-нибудь случайный звук. Но с точки зрения К. все обстояло иначе. Пока меня одолевала скука, он, напротив, все больше и больше напрягался. На лбу у него выступил пот, движения постепенно становились все более скованными, дыхание — все более шумным и затрудненным. И наконец случилось то, чего я не предвидел: он отмочил чудовищную глупость. Меч в тот момент был именно у него.
Мы только что закончили в очередной раз заклинать Асмодея и уже даже не ждали, что это возымеет какой-то эффект, как вдруг К. неожиданно выбросил руку с мечом вперед — так, что рукоять оказалась за пределами куга, — и крикнул: «Если ты появишься, я отдам тебе этот магический меч!»
Я одернул его, но было слишком поздно. Он уже разорвал круг — и сделал это не чем-нибудь, а главным орудием защиты. В тот момент не случилось ничего, кроме небольшого казуса, о котором я сейчас расскажу, но впоследствии К. поплатился за свое безрассудство.
Когда он высунул рукоять меча за границу круга, цепь, соединявшая гарду с эфесом, отцепилась от головки эфеса. Прочитав «отпущение», мы попытались починить цепь, но колечко, которым она соединялась с эфесом, куда-то исчезло. Я рассудил, что оно могло зацепиться за одежду К., когда тот сделал резкое движение, и куда-то закатиться. И мы вернулись к работе.
Но после этого происшествия я стал внимательнее следить за реакциями К. То, что он проделал, было безопасно с физической точки зрения, но отнюдь не в символическом контексте ритуала. Официально отказаться от орудия защиты в ходе вызывания злого духа — это все равно что отдаться на милость этого духа и заявить: «Я хочу быть одержимым». Даже если считать ритуал всего лишь психологической игрой, все равно подобный поступок кажется очень странным. Поразмыслив, я решил, что поучаствую еще в одном, последнем вызывании и на этом остановлюсь.
Следующее вызывание прошло в точности так же, как и остальные. Никаких проблем — никаких результатов. Я сказал К., что устал (а за окном уже светало) и пора прекращать работу. Он стал упрашивать меня попробовать еще один раз. Участвовать я отказался, но сказал ему, что он может проделать все еще раз самостоятельно, если хочет. Он стал возражать, заявляя, что тогда я окажусь за пределами круга, а это опасно. Чтобы успокоить его, я показал ему большое распятие с черепом в изножье и сказал, что с этой штукой я буду в полной безопасности. Он согласился. Я сел поодаль и стал смотреть. С этой новой точки обзора мне наконец удалось разглядеть его как следует. И то, что я увидел, сильно меня огорчило. Казалось, он опьянен страхом. Вся его одежда промокла от пота, а выражение лица было совершенно диким. Я подумал, что напрасно я разрешил ему продолжать, но он уже начал, и я подумал, что теперь уж лучше не вмешиваться.
Он торопливо дочитал заклинание до конца. Умолкнув, он постоял несколько секунд над лежавшей на полу раскрытой книгой и вдруг упал на колени и воскликнул ясно и отчетливо: «Приди и возьми меня! Если придешь, можешь забрать мою душу!»
И вот это уже был полный идиотизм.
Выкрикнув это и не поднимаясь с колен, К. согнулся под каким-то неестественным углом, и начал читать «отпущение». Дочитав, он наклонился еще ближе к книге Уэйта, раскрытой на странице с печатью Асмодея, и произнес: «Я не хочу уходить. Не отсылай меня», — после чего замер в этой позе, как будто одеревенев.
Первое, о чем я в тот момент подумал, — «Куда девать труп?». Да, в те годы я был гораздо более бессердечным, чем теперь. Но, к счастью, нужды в похоронах не возникло.
Взяв инициативу на себя (потому что на К. больше рассчитывать не приходилось), я подошел к нему и сунул ему под нос то самое распятие — так, чтобы оно оказалось между его лицом и книгой и чтобы он наверняка его увидел. Потом я коснулся распятием его лба. И только тогда он наконец глубоко вздохнул и расслабился.
Взяв бокал с каминной полки, он уселся на диван и, потягивая вино, стал рассказывать мне, как его всего перепахал этот потрясающий опыт. И вдруг, на полуслове, он запнулся, издал какой-то нечленораздельный звук и уставился на свой бокал.
Я уж было подумал: «Ну вот, опять!..» — но К. встал, подошел ко мне и, показывая бокал, забормотал: «Ты это видишь? Видишь?..»
Я взял бокал из его дрожащей руки, внимательно осмотрел его и действительно кое-что увидел. На дне, под дюймовым слоем красного вина, поблескивало серебряное кольцо — то самое, которое отвалилось от меча.
Сочтя, что к еще одному потрясению К. не готов, я быстро допил остатки, чтобы показать ему, что ничего плохого от этого вина с ним не случится. Но как же все-таки колечко попало в бокал? Ему для этого надо было пролететь по совершенно невозможной траектории от того места, где мы стояли, когда порвалась цепь, — и, вдобавок, вписаться точно в горлышко бокала, а оно было совсем узкое. Может быть, К. все это время держал его в руке, а потом сам бросил в бокал? Я не знаю. Но если он сделал это сам, то наверняка не сознавал, что делает.
Я видел, что он не на шутку обеспокоен.
Собравшись, наконец, с силами, чтобы дойти до дома, К. на прощание попросил одолжить ему меч: он хотел взять его с собой в постель для защиты... интересно, от чего? Позже, уже лежа в кровати, я слышал, как он стонет и задыхается в комнате наверху — судя по звукам, казалось, он вот-вот скончается от сердечного приступа. 
Но в конце концов К. оправился и снова стал выказывать интерес к магии. Он даже спросил, не хочу ли я попробовать еще что-нибудь в том же роде. Мне удалось уйти от ответа.
Некоторое время спустя они переехали и больше мы не встречались. Последнее, что я о нем слышал, — что он связался с какой-то христианской сектой, вступил в армию по собственному желанию и приобрел причудливый невроз — стал бояться гусиного гогота.  В целом, я бы сказал, что он еще очень и очень легко отделался.
Весь этот эпизод можно истолковать как урок прикладной психологии, преподанный мне моим собственным маленьким внутренним божеством. Что касается К., то его внутреннему божеству, видимо, приходится прибегать к тяжелой артиллерии, чтобы научить его хоть чему-нибудь.
Я надеюсь, со временем он все же угомонится и научится жить спокойно. Однако полной уверенности у меня нет.
Не забывайте, что все это происходило в сфере влияния Малкут, десятой сефиры Древа Жизни. А в эту сферу влияния входит и темный мир клипотических демонов, к числу которых принадлежат и те двое, которых мы вызывали. До тех пор, пока наше сознание не поднимается выше Малкут, мы не защищены на сто процентов от любых подобных влияний. Земля — начало всех начал: она порождает не только все священное и прекрасное, и но все, что исполнено тьмы.